Глава 4. Дядя Коля и Дядя Вася.
После ухода Ивана Кузина за линию
фронта на Палике оставались совсем небольшие партизанские силы. По официальным
данным с Кузиным ушло шесть отрядов, 294 человека[1], Василий Пыжиков говорит даже о 336 покинувших зону
бойцах[2]. Так или иначе, после этого демарша на восточном берегу
Березины, помимо Старика, партизан вовсе не оставалось.
 |
| Петр Лопатин |
С момента увольнения (с мая 1935
года) он работал на станции Минск-пассажирский проводником вагонов, а позже
возглавлял бригаду проводников на международных направлениях. С началом войны
был возвращен в систему НКВД и вместе с несколькими
сослуживцами-железнодорожниками проходил службу в Отдельной мотострелковой
дивизии особого назначения имени Дзержинского, сначала, как мы уже говорили,
под началом Медведева, а затем во главе самостоятельной группы[5]. Из Москвы его группа выехала 17 марта 1942 г., линию
фронта перешла через Суражские ворота в районе Торопца и 12 мая Лопатин без
потерь довел ее до Паликовского леса, где и разбил лагерь недалеко от деревни
Уборок, на берегу впадающей в Березину реки Мрай[6].
Рядом с ним дислоцировались
несколько таких же крохотных партизанских отрядов, с некоторыми из которых нам
необходимо познакомиться поближе.
Незадолго до прибытия группы
Лопатина Иван Кузин отправил сержанта госбезопасности Верховодко Спиридона
Викентьевича из отряда Николая Балана в район озера Палик для организации там
партизанского отряда. 4 апреля из Боровлян и Заосино Верховодко вывел 7 человек
военнопленных, что, собственно, и послужило началом формирования партизанского
отряда, называвшегося на первых порах отрядом Верховодко, а позднее – имени
Сталина[7].
Чуть позже, в ночь на 23 апреля
1942г. из деревни Замошье Бегомльского района местный учитель Жуковский Яков
Яковлевич вывел в лес такую же небольшую группу (10 человек). К 1 мая в ее
состав входило уже 20 вооруженных бойцов. Так было заложена основа будущего
отряда имени Чапаева[8].
Летом 1942 года неподалеку от мест
базирования этих отрядов появилось (в некоторой степени даже случайно) еще два
партизанских формирования – группа Анатолия Томашевича и прибывший из
советского тыла отряд «Буря» – Лопатин отсоветовал его руководству продолжать
рейд вглубь Борисовского района[9] и, как тогда говорили,
«задержал» отряд на своей территории. Что касается Томашевича, то изначально
его бойцы входили в состав отряда Николая Балана, но отделились от него в июле
месяце, не пожелав присоединяться к Кузину для выхода в советский тыл. Эта
группа состояла в основном из жителей Бегомльского и Борисовского районов.
Возглавивший ее старшина Анатолий Томашевич также был местным уроженцем, и по
не подтвержденным сведениям до войны работал секретарем суда в Зембине[10]. В отличие от диверсантов Кузина или бойцов-окруженцев
Балана, члены этой группы не испытывали особой тяги к эвакуации на восток. Из
донесения, посланного Томашевичем в Москву со связником ЦК КП(б)Б 27 июля 1942
года, явствует, что под его началом в немецком тылу осталась большая часть
бойцов Балана – 40 человек из 78, числившихся до того в отряде. На вооружении
имелись винтовки и 5 ручных пулеметов, однако ощущался острый недостаток
боеприпасов, особенно к трофейным французским винтовкам.[11]
Оставшись на Палике, отряд
Томашевича, как и другие упомянутые выше отряды, попал под влияние и опеку
Петра Лопатина.
В это же время много западнее
Палика, уже в Логойском районе проявили себя еще несколько партизанских
отрядов, которым предстояло сыграть свою роль в дальнейших событиях. История их
возникновения уходит своими корнями в осень 1941 года, когда тысячи
красноармейцев и их командиров из разбитых частей Красной Армии определялись с
дальнейшей своей судьбой. Среди них была небольшая группа из числа комсостава
РККА, которая, попав в окружение, «… в плен не пошла, осталась в Логойском районе[12]» и скрывалась в лесу в районе деревни Кондратовичи. Старшим по званию среди них был майор
Воронянский, он же и подчинил себе 11 июля 1941 года этих людей. 25 сентября он
провел с ними собрание, на котором было принято решение за линию фронта не
выходить, а начать подготовку к созданию партизанского отряда[13].
 |
| Василий Воронянский |
Крупный город притягивал оказавшихся
в окружении бойцов и командиров Красной Армии. Здесь проще было затеряться под
видом горожан, получить медицинскую помощь и оформить поддельные документы.
Военные лучше умели организовываться для оказания помощи товарищам по
несчастью. Вероятно, не был случайным тот факт, что летом и ранней осенью 1941
года именно бывшие военнослужащие проявили себя в качестве наиболее активной
части зарождавшегося в Минске сопротивления. Уже в сентябре месяце ими был
создан Военный Совет партизанского движения (ВСПД), первая крупная подпольная
организация в городе. Во главе ВСПД стоял интендант 3-го ранга (соответствует
званию капитана) Иван Рогов, начальником штаба организации был Иван Белов.
Важную роль в деятельности ВСПД играл также адъютант и заместитель Рогова Петр
Антохин[14] (Подробнее о ВСПД см. <<здесь>>).
Первоначально цель своей
деятельности Военный Совет ограничивал помощью скрывавшимся в Минске окруженцам
и бежавшим из лагерей военнопленным. При содействии горожан ВСПД обеспечивал гражданской
одеждой, продовольственными карточками и иными вещами, позволявшими
легализовать их пребывание в городе под видом гражданских лиц. На конспиративной
квартире Военного Совета, которая располагалась в районе товарной станции,
нуждающихся обеспечивали документами с фотокарточками. В Совете работал хороший
фотограф, документы для военнопленных оформлялись в течение получаса, после
чего их устраивали на работу в городе или его окрестностях[15].
Второй секретарь ЦК компартии
Белоруссии тех лет Петр Калинин полагал, что Военный Совет стремился создать из
числа оказавшихся в Минске командиров Красной Армии специальное подразделение,
вывести его из города и прорваться на восток, через линию фронта[16]. Если такая цель и ставилась Роговым перед своей
организацией, то с течением времени она естественным образом трансформировалась
в более реалистичную в тех условиях теорию. Вплоть до момента своего разгрома в
марте 1942 года ВСПД занимался главным образом организацией партизанских групп
из числа военнослужащих, их экипировкой, вооружением и выводом в окрестные
леса.
Как видим, интересы Василия
Воронянского и организации Ивана Рогова полностью совпадали, им оставалось
только найти друг друга. Сразу выйти на Военный Совет, однако, группе
Воронянского не удалось. В сентябре 1941 года под видом крестьянина Минск
несколько раз посетил его ближайший помощник старший политрук Александр
Макаренко. Его контакты с различными подпольными группами (и, в частности, с
группой Федора Кузнецова из железнодорожного депо[17]) привели в конечном итоге к знакомству с руководством
Военного Совета[18].
В ноябре месяце на квартире
Владимира Омельянюка Иван Рогов созвал совещание руководителей небольших
партизанских групп, созданных усилиями ВСПД. (По утверждению Ивана Тимчука – на
тот момент одного из участников Минского подполья – встреча состоялась 5
декабря). На ней по приглашению руководства ВСПД присутствовал и майор
Воронянский. На совещании было решено объединить под его командованием все действующие
в северо-восточных окрестностях Минска группы. Комиссаром отряда Воронянского был
назначен Александр Макаренко[19].
Выводить людей в лес накануне зимы,
однако, Воронянский не стал. Как это видно по дневнику боевых действий отряда,
в декабре 1941 – январе 1942 гг. в его группе еще только велась «…работа по
подготовке вывода …» будущих партизан (военнопленных и рабочих) из Минска в
Логойский район[20].
В целом, ближе к весне 1942 года в
городе скопилось большое количество людей, желающих уйти в лес. В первых числах
февраля Рогов поручил лейтенанту Анатолию Соколову и недавно бежавшему из
немецкого лагеря майору Якову Чумакову вывести из Минска в район Старого Села
(Заславльский район) группу из 30 человек. Отряду Соколова, однако, не суждено
было состояться, его группа, вероятнее всего, была разгромлена, так как через
неделю они с Чумаковым вернулись в город без людей[21].
В конце февраля 1942 года, наконец,
и Воронянский отдал приказ о выводе в лес первой части своего отряда – тридцати
трем скрывавшимся в городе военнопленным под руководством лейтенанта Прочко.
Чуть позже к ним присоединился Тимчук, а затем – еще одна группа минских
подпольщиков[22]. 25 февраля по приказу Рогова в лагерь Воронянского прибыли
с небольшой группой из 10 человек и Соколов с Чумаковым. Невзирая на имевшиеся
претензии в связи с разгромом их Старосельского отряда, Воронянский назначил
Соколова своим заместителем[23], а Якова Чумакова – командиром роты, а позже –
начальником разведки отряда[24].
Практически одновременно с группой
Василия Воронянского Военный Совет сформировал в Минске еще один отряд.
Некоторая задержка с его выводом из города объяснялась отсутствием подходящей
кандидатуры на должность командира. В конечном итоге выбор пал на капитана
Осташенка (по другим данным Асташенка). В начале войны он был ранен, попал в
плен, но бежал из лагеря и скрывался в Минске. К моменту знакомства с
подпольщиками Осташенок выздоровел и готовился прорываться за линию фронта.
Когда ему предложили возглавить готовый к выходу в лес отряд, он после
некоторых размышлений дал на это свое согласие. В начале февраля отряд был
благополучно выведен в Логойский район[25] и действовал “параллельно”
с отрядом «Дяди Васи» (майора Воронянского).
А в апреле месяце отряд Осташенка
был разгромлен. Судя по всему, немцы спланировали и провели операцию против
«Дяди Васи». Как сообщал избранный секретарем партбюро отряда Иван Тимчук,
немцы блокировали подходы к деревням в местах базирования отряда и начали
обстреливать лагерь Воронянского. Вырваться удалось лишь через 15 дней,
форсировав залитый половодьем луг[26].
Базировавшийся неподалеку отряд
Осташенка тоже попал под удар, возможно даже случайно. При передислокации в
новый лагерь он попал в засаду и был рассеян. Командира в это время с отрядом
не было – он ушел со своим адъютантом к новому месту расположения лагеря[27]. Это вызвало определенного рода подозрения в отношении
капитана Осташенка. Среди партизан Борисовской зоны зрело убеждение, что тот
бросил свой попавший в ловушку отряд. По некоторым данным Иван Сацункевич,
комиссар отряда «Разгром», обнаружил Осташенка уже в Червенском районе,
арестовал его и отправил в группу Градова к Мельникову (группа Градова
(Ваупшасова) – из 4-го управления НКВД, лейтенант госбезопасности Мельников –
представитель этой группы, возглавлял в ней разведку и контрразведку – особый
отдел), но Осташенок сбежал[28]. Впрочем, подозрения в его адрес возникли уже после
разгрома ВСПД, когда его руководство было обвинено в предательстве, следствием
чего становилось поголовное недоверие к лицам, имевшим контакты с Военным
Советом.
Выжившие партизаны Осташенка
разошлись по деревням Логойского района, скрывались в лесах. Более настойчивые
присоединялись к другим партизанским группам. Политрук Евгений Егоров увел семь
человек из распавшегося отряда в восточную часть Логойского района и стал
лагерем в лесу возле хутора Мыльница – это уже на границе со Смолевичским
районом, чуть западнее Антополья, Лядов и Суток. Эта группа решила действовать
самостоятельно, то есть создавать свой отряд.
Спустя несколько дней, 30 апреля к
группе Егорова присоединился с несколькими своими товарищами Степан Харций.
85-я стрелковая дивизия, в которой он служил накануне войны, 28 июня 1941 года
была разбита на реке Неман. С ее остатками Харций отходил на восток. 1 июля под
Заславлем для выхода из окружения сформировалось небольшое полупартизанское
соединение, почти полностью состоявшее из комсостава 85-й дивизии. Лейтенант Харций
занял в ней должность начальника штаба. 17 июля около деревни Колодница
Заславльского района по оплошности караула этот отряд был разгромлен, а сам
Харций тяжело ранен в руку, в ногу и в висок. Командир отряда вынужден был
оставить раненых в правлении колхоза деревни Колодница на попечение местных
жителей.
После прихода немцев оставленные в Колоднице
раненые силой оружия заставили хозяина квартиры найти подводу и доставить их в
больницу соседнего села Буцевичи. Ее главврач через посредничество немецкого
доктора сумела достать для Степана Харция (как на гражданское лицо) пропуск в
Минскую больницу. Там ему ампутировали руку и, как не имеющего документов,
отправили в госпиталь для военнопленных, откуда, подлечившись, Харций сбежал.
Несколько недель он бродил со случайными товарищами в окрестностях Минска. В
Смолевичском районе их остановила полиция, которая «…приказала им остаться
где-нибудь жить, не бродить, угрожая в противном случае расстрелом». В деревне
Прилепы их приписали к колхозу им. Сталина как инвалидов[29].
В скором времени через местных
жителей Харций узнал о существовании группы Воронянского. Перед Октябрьскими
праздниками он ушел в Логойский район, разыскал ее, однако Воронянский отказал ему
в просьбе и не взял в свой отряд. Причиной тому, вероятно, послужила
инвалидность Харция; ему предложили создавать самостоятельную группу. Он
вернулся в Прилепы, где и провел зиму. Здесь он в скором времени познакомился с
Иосифом Будаевым и Петром Санковичем, которые создали в Прилепах подпольную
организацию и имели тесную связь с минским подпольем[30]. Сам Будаев в это время проживал в Минске, но
неоднократно посещал эту деревню. Во многом его усилиями в Прилепах была
создана своего рода перевалочная база, через которую минские подпольщики
отправляли людей в отряды, а идущие в Минск партизанские связные снабжались
пропусками[31].
Становление отряда Евгения Егорова («Железцов»,
«Женя») проходило при явной поддержке этой подпольной группы. Насколько можно
судить по Докладной записке Будаева, поданной им в Минский обком 7 декабря 1942
года, они пополняли группу за счет местной молодежи и приписанных к волости
пленных, снабжали ее собранным в окрестностях Прилеп оружием, даже направляли в
нее людей из Минска[32]. Вероятнее всего и Степан Харций влился в отряд Егорова
при посредничестве Прилепских подпольщиков; он занял в отряде должность
заместителя командира, а во время отсутствия последнего подменял его в
должности[33].
Через некоторое время на отряд
Егорова натолкнулась разведка «Дяди Коли» – такое название дал Лопатин отряду,
выросшему из его группы («Бывалые»). Лопатин предложил Егорову «быть при «Дяде
Коле» параллельным отрядом», тот дал на это свое согласие и в конце июня
передислоцировался в Борисовский район. К этому времени у него в отряде
насчитывалось 45 человек[34].
Зимовавшую на Палике группу Сергея
Долганова в начале апреля 1942 года «обнаружил» в лесах Бегомльского района
Градов (Станислав Ваупшасов), командир еще одной разведывательно-диверсионной
группы («Местные»), с которой он прибыл в Борисовский район из-за линии фронта.
10 апреля в лагере Долганова Градов собрал обитавших в окрестностях окруженцев
и объединил их в отряд «Борьба». Он по рации зарегистрировал этот отряд в
Москве, Долганова назначил его командиром, а в качестве зоны для проведения
боевых и хозяйственных операций определил ему Логойский и Плещеницкий районы[35].
Возможно, такой расклад повлиял на
решение Долганова, и он, тяготея к Ваупшасову, отказался от участия в затеянном
Кузиным рейде за линию фронта. Вскоре после проведенного Кузиным совещания в
июне 1942 года Долганов отвел свой отряд вслед за группой Градова в Плещеницкий
район. Неподалеку – в Логойском районе – дислоцировался и Воронянский,
первоначально его отряд так и называли – Логойским отрядом Дяди Васи. С момента
регистрации в Москве все тем же Градовым (с 29 апреля 1942 г.) он получил
название «Мститель». С тех пор отряды Воронянского и Долганова располагались по
соседству и часто действовали совместно, отчитывались в своих действиях перед
Градовым и по его рации посылали сводки в Москву[36].
Примерно 15 – 16 июля Воронянский и
Долганов вместе с Ваупшасовым вели бой с немцами в районе деревни Валентиново,
где была оборудована площадка для приема грузов, сбрасываемых на парашютах для
спецгруппы Градова. Здесь отряды попали в окружение, но сумели прорвать
блокаду. После этого, 17 июля 1942 года Ваупшасов ушел в Смолевичский район[37], а Воронянский с Долгановым отступили в Бегомльские
леса, где, вероятно, пробыли весь август и большую часть сентября.
К концу лета 1942 года, таким
образом, в Борисовской зоне располагалось несколько партизанских группировок,
каждая из которых «тяготела» к своему лидеру.
Вытесненные из Логойского района
отряды Воронянского и Долганова заняли лесной массив у озера Гнюта – на границе
Бегомльского и Плещеницкого районов. Формально эти отряды («Мститель» - бывший
«Дяди Васи» Василия Воронянского и «Борьба» Сергея Долганова) считались
равноправными, однако, накануне своего отступления на юг Градов провел с их
командованием совещание и фактически возложил на Воронянского исполнение своих
обязанностей по руководству партизанами Логойского и Плещеницкого районов.
Таким образом, Долганов оказался в неформальном подчинении у Дяди Васи[38].
Неподалеку располагалось еще два
отряда. Евгений Егоров после передислокации в Борисовский район разбил свой
лагерь в д. Сухой Остров, однако через 4 дня перевел свой отряд в Плещеницкий
район, к деревне Горелый Луг; неподалеку стоял и Яков Жуковский[39]. Некогда в этих местах располагался лагерь
«Белоболотников», но, как нам известно, в июле месяце они ушли вместе с Кузиным
за линию фронта. Восточнее, но еще на правобережье Березины, стояло еще
несколько партизанских отрядов. В урочище Остров Багун (чуть западнее озера
Палик и севернее деревни Селец) базировался отряд Спиридона Верховодко[40]. Отряд Буря с 30 июля строил землянки и оборудовал свой
лагерь на острове недалеко от отрядов «Дяди Коли» и Верховодки[41]. Отряд Анатолия Томашевича базировался рядом с «Дядей
Колей» – в лесу возле деревни Уборок.
Сохраняя формальную независимость,
эти отряды находились под влиянием Петра Лопатина – поддерживали по его
радиостанции связь с Москвой, проводили совместно с его отрядом и под его
руководством отдельные операции.
На левобережье Березины, на хуторе
Старина располагалась база Старика. Его отряд выглядел довольно блекло даже на
фоне тяготевших к Лопатину незначительных партизанских формирований (напомним,
что на Палик Владимиров привел всего лишь 18 человек), однако, на наш взгляд, не
могло быть и речи, чтобы Старик стал действовать «под общим руководством» Дяди
Коли – в большинстве известных нам случаев подобное сотрудничество заканчивалось
тем, что неформальный лидер подчинял попавших под его влияние менее
самостоятельных командиров. В случае со Стариком это едва ли могло произойти.
Он прибыл из-за линии фронта по направлению ЦК КП(б)Б для организации
партизанского движения в Борисовской зоне и это уравнивало его в правах с
Петром Лопатиным, прибывшим с аналогичной миссией по линии НКВД. Более того,
наличие связей с Пантелеймоном Пономаренко превращало Старика в одно из главных
действующих лиц на Палике – даже независимо от его личностных качеств и
талантов. Впрочем, и в этом отношении у него все было в порядке. Василий
Пыжиков был сильным лидером, пожалуй, даже более сильным, чем Лопатин и в
назревавших на Палике переменах (объединении крохотных партизанских групп и
отрядов в бригады под единым руководством) он не стал бы играть подчиненную
роль.
В сложившихся обстоятельствах ему
недоставало лишь случая, который, впрочем, и представился Василию Семеновичу
Пыжикову 12 августа 1942 года.
Глава 5. Создание партизанских бригад на Палике
20 июля 1942 года в расположение
отряда Евгения Егорова прибыло несколько подпольщиков из Минска. Это были
знакомые Степану Харцию руководители подпольной группы в Прилепах Иосиф Будаев
и Петр Санкович. Под поручительство Харция прибывших допустили в лагерь
Лопатина.
По мнению Харция минские подпольщики
прибыли для установления связи с партизанами[42]. Сам Будаев конкретизирует причину своего посещения
Палика. В упомянутой выше Докладной записке в адрес Минского (легального) обкома
он сообщает, что еще в июне месяце Минский городской подпольный комитет партии поручил
ему установить связь с ЦК КП(б)Б[43].
Сделать это было крайне важно, поскольку в Москве, в силу сложившихся
обстоятельств, Минскому горкому не доверяли, Пономаренко держал паузу и, как
полагают некоторые историки позднего советского периода, не отвечал на просьбы
минских подпольщиков об установлении прямой двусторонней связи[44].
Объяснялось это тем весьма
неопределенным положением, которое сложилось в первый год войны во взаимоотношениях
Минского подпольного комитета с партийным (а позже и с партизанским)
руководством БССР. В 1941 году Минск был сдан 28 июня, но еще за три дня до
этого ЦК КП(б)Б, Минский обком и правительство Белоруссии без объявления населению
об эвакуации тайно ночью покинуло город[45]. При этом, эвакуация населения и материальных ценностей
из Минска не были организованы. В городе остались почти все промышленные
предприятия и около 150 тысяч жителей, не сумевших выехать или уйти на восток. «…
Поспешно выехав из Минска, руководящие партийные органы никого не оставили в
нем для организации подпольной работы», – к такому выводу пришла комиссия ЦК
КПБ, изучавшая в 1959 году историю становления и развития коммунистического
подполья в Минске[46]. По этой причине движение сопротивления в городе начало
создаваться само собой, не организованно, «снизу». В этих условиях стихийно
возникавшие в июле и августе 1941 года подпольные группы не имели связи одна с
другой, работали самостоятельно, по своей инициативе[47]. Лишь в конце 1941 года несколько крупнейших подпольных организаций
(группы Казинца, Зайца, Кузнецова, ВСПД Ивана Рогова, подполье в гетто и др.) объединились
в городской подпольный комитет (горком).
Для целей нашего исследования не имеет
особого значения ответ на вопрос, разделивший на исходе советской эпохи
белорусских историков: по чьей инициативе и под чьим руководством (Исая Казинца
или Ивана Ковалева) произошло объединение минского подполья. Отметим лишь, что
ни тот, ни другой не имел на это полномочий от вышестоящих партийных властей. Позже,
4 декабря 1942 года Пантелеймон Пономаренко напишет по этому поводу заместителю
Наркома внутренних дел СССР Абакумову, что Минский «…подпольный горком … не
является оставленным нами для подпольной работы и не включал в себя ни одного
человека, известного нам и оставленного для работы в тылу. Весьма возможно, что
этот подпольный горком был подставным для выявления и арестов оставленного для
работы партийного актива»[48].
Недоверие белорусского партийного
руководства к минскому подполью родилось не на пустом месте и, конечно, проявилось
не сразу. Целый ряд трагических событий, произошедших в оккупированном Минске в
1942 году, в значительной степени способствовал формированию такой позиции. В
начале весны 1942 года подполью был нанесен сокрушительный удар. 25 марта были
арестованы руководители Военного Совета Рогов и Белов[49], несколько дней спустя такая же участь постигла и
Антохина. Вместе с ними были задержаны десятки рядовых членов их организации. Вскоре
после этого аресты распространились от военных и на городское подполье, в том
числе 27 марта был схвачен Исай Казинец[50], чуть позже – члены подпольного горкома Степан Заяц и
Георгий Семенов.
Такая последовательность событий породила
недоверие к руководству ВСПД. Среди уцелевших минских подпольщиков уже весной
1942 года сложилось мнение, что, арестованные раньше, некоторые из членов ВСПД
на первых же допросах не выдержали пыток и начали выдавать один другого[51], а затем и знакомых им членов городского комитета.
Основные обвинения в измене были выдвинуты против руководства ВСПД – Рогова,
Белова и Антохина. Одним из поводов для подозрений стало неожиданное
освобождение из тюрьмы председателя ВСПД Ивана Рогова, произошедшее буквально спустя
несколько дней после его ареста[52]. В условиях
некоторой паники, вызванной массовым провалом подполья, в отряде «Дяди Васи»
был расстрелян начальник штаба ВСПД Иван Белов, которому за несколько дней до
того удалось бежать из-под стражи. Комиссар отряда Александр Макаренко не
поверил Белову и расстрелял его как засланного шпиона[53].
Вероятно, основываясь на поступавших
из Минска противоречивых и неубедительных высказываниях и предположениях
отдельных подпольщиков[54], уже в конце года 1942 года Пантелеймон Пономаренко сообщал
Абакумову, что может предоставить в его распоряжение материалы, подтверждающие,
что состав выделенного горкомом для руководства партизанским движением Минской
области Военного Совета, был «…целиком провокационным»[55].
Аресты подпольщиков продолжались
вплоть до первых чисел апреля. По официальным данным, озвученным в начале 60-х
годов, в эти дни в Минске было задержано 404 человека[56].
7 мая 1942 года 28 руководителей и
активных участников минского подполья были повешены (в их числе и член горкома Исай Казинец). Семенов и Заяц были
расстреляны. Данные о количестве расстрелянных в эти дни подпольщиков
значительно разнятся. Член Минского подпольного горкома Алексей Котиков со
ссылкой на немецкую прессу говорит о 150 расстрелянных участниках сопротивления[57].
Институт истории партии при ЦК КПБ и институт истории АН БССР в 1961 году
назвали намного большую цифру – 251 человек[58].
Нескольким членам подпольного
комитета удалось избежать задержания и выйти в ночь арестов за город. Позднее
(уже в апреле) они вернулись в Минск[59], однако последствия мартовских событий пагубным образом
сказались на дальнейшей судьбе всего минского подполья.
Связи с якобы уличенным в
предательстве руководством ВСПД (в декабре 1941 года Иван Рогов был введен в
состав горкома, а один из руководителей горкома Иван Ковалев, в свою очередь,
вошел в состав Военного Совета[60]) не могли не вызывать подозрений и, естественно,
усугубили имевшиеся у белорусских партийных властей сомнения в благонадежности
самого подпольного комитета.
А в мае 1942 г. член горкома Алексей
Котиков через связную «Тетю Нюру» получил письмо от знакомого ему «… начальника
партизанского отряда, оперирующего в западных областях Белоруссии «Жоры»,
который сообщал, что подполье в марте выдал некто «Невский» – под этим
псевдонимом после мартовских событий скрывался Иван Ковалев[61]. Как
полагает исследовавший тему белорусский историк Константин Доморад, без
серьезной проверки эту информацию руководители некоторых спецгрупп и
партизанских бригад передали в ЦШПД и ЦК КП(б)Б и там склонны были ей поверить[62].
Для восстановления репутации
необходима была связь с Пономаренко. Горком предпринял ряд попыток сообщить о
себе в ЦК. В начале 1942 года минские подпольщики попробовали сделать это по
радиостанции спецгруппы НКВД капитана Гвоздева, чуть позже – в мае – по рации
спецгруппы ГРУ Вишневского, однако руководство ЦК не пошло на контакт с Минским
ГК[63].
Летом 1942 г. Ковалев предпринял еще
одну попытку достучаться до Москвы – с этой целью Иосиф Будаев и был отправлен
на Палик. Зная, что в отряде Лопатина имеется радиостанция, Будаев заготовил
пропуск в Борисовский район и через знакомый ему отряд Евгения Егорова связался
с Дядей Колей. Из-за неустойчивой работы радиостанции, однако, сообщить в
Москву о деятельности Минского горкома на этот раз не удалось[64].
Спустя несколько дней попытка была
повторена. На сей раз вместе с Будаевым на Палик прибыл человек по имени Глеб,
его фамилии и полномочий Харций не знал[65]. Тем не менее, не вызывает сомнений, что это был
начальник военного отдела Минского подпольного комитета Алексей Котиков: в
Минске он пользовался паспортом на имя Жарова[66], но за пределами города, когда уходил в бригаду, называл
себя Глебом (иногда Глебовым)[67].
Котиков прибыл на Палик по
распоряжению секретаря Минского подпольного комитета партии Ивана Ковалева с
той же целью – чтобы по радиостанции «Дяди Коли» установить связь с ЦК КП(б)Б.
Лопатин передал в Москву просьбу Минского
подпольного горкома об установлении связи. Дожидаясь ответа из Москвы, Будаев и
Котиков приняли участие в знаковом для развития дальнейших событий мероприятии.
Пользуясь случаем (присутствие членов Минского горкома) Василий Пыжиков созвал
совещание командования шести действующих на западной стороне Березины отрядов.
Восточное побережье представляло командование единственного базировавшегося там
отряда – собственно отряда «Старик». Совещание состоялось 12 числа, на нем
Пыжиков выступил с докладом, в котором, ссылаясь на полученные от Пономаренко
полномочия, предложил объединить мелкие разрозненные партизанские отряды и
группы в более крупные формирования – партизанские бригады. Котиков и Будаев от
имени Минского подпольного комитета поддержали предложение Старика.
В результате на совещании 12 августа
1942 года было принято решение объединить действующие в зоне Логойска и
Плещениц отряды и создать из них бригаду под командованием Дяди Васи; на
западном берегу реки Березина создать вторую бригаду под руководством Дяди
Коли; третью бригаду создать на восточном берегу Березины под руководством
Владимирова (Старика)[68].
Это было закономерным шагом. Наилучшим
способом выживания для небольших партизанских формирований, не имевших в своем
составе компетентных командиров, становилось их добровольное подчинение
сильному лидеру, желательно обладавшему соответствующими полномочиями от
военных или партийных властей и связь с Москвой.
Вот как описывал происходившие на
Палике в тот период процессы Старик: «…начались поиски десантных групп, имевших
радиостанции. В поисках «руководства» иные отряды передвигались по 100-150 км.
Руководить и объединять отдельные отряды стали диверсионные группы, заброшенные
разными ведомствами – штабом РККА, штабами фронтов, 4-м управлением НКВД и т.д.
…»[69].
Создание партизанских бригад на
Палике с точки зрения существовавших в ту пору правил произошло не худшим
образом. Лопатин и Пыжиков имели полномочия как минимум на организацию
партизанского движения в Борисовской зоне от НКВД и ЦК КП(б)Б соответственно,
Воронянский согласно указанию Ваупшасова (Градова) был наделен правом подчинять
себе действовавших в Логойском и Плещеницком районах партизан. Кроме того,
решение о формировании бригад в Борисовской зоне было одобрено Минским горкомом
партии – единственным на тот момент партийным комитетом в тылу врага, с которым
Воронянский, Лопатин и Пыжиков имели связь. Базировавшийся в Любанском районе
Минский подпольный обком во главе с Василием Козловым на Палике к этому времени
никак себя не проявил.
В этих условиях полученное от
представителей Минского горкома разрешение на объединение партизанских отрядов
в бригады придавало процессу необходимую законность. Как констатировалось в
Справке «… о Минском партийном подполье…», составленной уже в декабре 1959 года
в ЦК КПБ с участием ведущих историков того периода, «Минский комитет КП(б)Б,
несмотря на свою оторванность от вышестоящих партийных органов, в основном,
правильно решал вопросы организации партизанского движения. Так, например,
комитетом своевременно был поднят вопрос об объединении мелких партизанских
групп в отряды, а отрядов в более боеспособные партизанские соединения –
бригады»[70]. О тактике горкома, направленной на укрупнение
партизанских сил, упоминается и в отчете подпольщицы Хаси Пруслиной, которая в
начале сентября 1942 года по заданию Ивана Ковалева пыталась установить связь с
Минским подпольным обкомом (Василий Козлов)[71].
Миссия членов минского горкома с
созданием бригад на Палике не закончилась. Ответа на их радиограмму из ЦК
КП(б)Б не было. 23 августа Котиков через связного «Старика» Скивко отправил
секретарю ЦК Пономаренко краткий отчет о работе горкома. Он предлагал прислать
в бригаду «Старика» или «Дяди Коли» «тройку» Минского обкома (легального, из-за
линии фронта) – для проверки и ознакомления с ситуацией на месте. Минские
подпольщики сообщали также об имеющейся возможности оборудовать в Минске
радиостанцию и просили для этой цели выслать в их распоряжение радиста с
передатчиком. «… 20 сентября с секретарем городского комитета т. Ковалевым …
будем в бригаде «Старика» или «Дяди Коли», желательно, чтобы к этому времени
явилась в эти бригады областная тройка»[72], – писал Котиков в своем сообщении.
Вместе с донесением
Котикова Старик послал в адрес Пономаренко письмо следующего содержания: “Уважаемый
Пантелеймон Кондратьевич, довожу до Вашего сведения, что мне удалось связаться
с Минским подпольным центром, который о своей деятельности пишет Вам короткую
информацию. Направляю вам эту информацию связным и убедительно прошу Вас
ускорить командирование руководящей тройки центра и тройки для руководства
Минской области. Условия для работы им будут созданы. Прошу держать со мной
тесную связь и помогать мне оружием и людьми. Я приму все меры к тому, чтобы
выполнить приказ вождя нашей партии тов. Сталина … С ком. приветом Владимиров.
/Василий/”[73].
Отчет Алексея Котикова и
письмо Старика секретарь Минского обкома КПБ (базировался на Калининском фронте)
Иван Климов получил к середине сентября, 14 числа он направил эти документы в
ЦК КПБ, куда они поступили лишь 5 октября 1942 года. 21 октября на тексте
поданного ему письма Старика Пономаренко налагает резолюцию, которая говорит даже
о некотором оптимизме в деле установления связей с минским партийным подпольем:
“1. Тов. Сергеенко: через этот отряд [отряд
«Старика»] можно в Минске
развернуть дело; 2. тов. Авхимович: на Минск надо уполномоченного ЦК”[74].
Увы, промедление в
буквальном смысле слова стало подобно смерти. Две недели Алексей Котиков ждал в бригадах у «Старика» и «Дяди Коли»
представителей обкома или хотя бы радиограммы из Москвы, однако безрезультатно.
Не дождавшись ответа из ЦК, он 26 сентября вернулся в Минск, в этот же день он
был арестован минским СД. В скором времени был арестован Иван Ковалев, и все члены
горкома, а также еще около 150 человек[75]. Это был второй, осенний, провал минского подполья. Он
привел к полному разгрому действовавшего в городе подпольного горкома партии[76],
что, вероятно, и убедило партийное руководство республики (и ведомство
Лаврентия Цанавы) в необходимости «откреститься» от «подставного» «лжегоркома».
Спору нет, для Минского подпольного
комитета в существовавших тогда условиях создание партизанских бригад на Палике
имело второстепенное значение – отнюдь не за этим дважды посещал Алексей Котиков
эти края. Произошедшее 12 августа объединение небольших партизанских отрядов
под командованием неординарных командиров, однако, придало необходимый импульс
не только развитию партизанского движения в регионе, но и положило начало
формированию самой партизанской зоны в современном ее понимании. Пройдет
несколько месяцев и географическое прежде понятие – Борисовская зона – приобретет
все необходимые для этого атрибуты.
А тогда, в середине 1942 года,
образованные на Палике бригады не отличались особой мощью и требовали
значительного организационного и материального усиления.
На западном берегу р. Березина из
действующих там отрядов Верховодко, Жуковского, Шеремета (бывший Егорова),
«Буря» (прислан из-за линии фронта – Особый белорусский сбор), «Дяди Коли» (4-й
отдел НКВД) была создана бригада под руководством сержанта госбезопасности
Петра Лопатина – бригада «Дяди Коли»[77]. На первых порах отрядам Лопатина были присвоены
порядковые номера, а позднее они получили более громкие наименования[78].
У Василия Воронянского дело с
созданием бригады несколько затянулось. Его попытки включить в состав своего
формирования действовавший в Логойском и Заславльском районах отряд «Штурм» не
увенчались успехом – стоявший во главе отряда лейтенант Борис Лунин (бывший
взводный Осташенка) ответил ему отказом, мотивируя его тем, что он уже работает
«от Бородача» (возможно, речь шла об отряде капитана Василия Щербины, действовавшем
западнее Минска на территории Барановичской области). «Бородач», имея связь с
Москвой, обеспечивал Лунина оружием и боеприпасами, а бойцов отряда – наградами[79].
Другому отряду отказал, судя по
всему, уже сам Воронянский – из-за его низкой боевой активности и
недисциплинированности входящих в его состав бойцов[80]. Позже этот отряд под названием «За Отечество»
присоединится к Лунину, когда тот в декабре месяце будет формировать свою
собственную бригаду[81].
В конечном итоге с Воронянским
остался лишь отряд «Борьба» Сергея Долганова. Для окончательного объединения
отрядов «Мститель» и «Борьба» в единую бригаду Воронянскому требовалось лишь
формально оформить сложившийся к тому моменту порядок, поскольку, как мы
помним, Станислав Ваупшасов перед своим отступлением в Смолевичский и
Червенский районы поставил Долганова в подчиненное от Воронянского положение.
Однако произошло это формальное объединение отрядов только 23 сентября 1942
года. В этот день в лесном массиве в районе озера Гнюта (на границе
Плещеницкого и Бегомльского районов) Василий Воронянский сформировал командование
партизанской бригады «Дядя Вася»[82] (с 1 июня 1943 года –
«Народные мстители», с 9 января 1944 года – «Народные мстители» имени
Воронянского)[83].
На момент формирования бригада «Дяди
Васи» состояла из двух сильных отрядов (общая численность на момент создания –
520 человек[84]), ее естественным образом возглавил сам Василий
Воронянский. Комиссаром бригады стал Лопин Леонид Степанович, старший
батальонный комиссар, пограничник. Иван Тимчук не получил должности в бригаде,
оставаясь комиссаром отряда «Мститель».
Командиром этого базового отряда вместо
Воронянского был назначен Анатолий Соколов, что, вероятно, вызвало ревность
явно претендовавшего на этот пост начальника штаба отряда капитана Серегина: в
развернувшемся вскоре противостоянии Воронянского с Тимчуком, тот однозначно
поддержит последнего[85].
В штабе отряда «Борьба» создание
бригады кадровых изменений не вызвало – Сергей Долганов остался во главе своего
отряда, его комиссар Иван Ясинович и начальник штаба Алексей Филатов также
остались при своих должностях[86]. Подчинив отряды в бригаду, Воронянский по радио через
«Старика» донес об этом в Москву Пономаренко[87].
И, наконец, на восточном берегу реки
Березина базировалась бригада «Старика». Первоначально в ее состав вошло лишь
два небольших отряда – собственно отряд «Старика», с которым, как мы помним,
Василий Пыжиков отступил на Палик из Борисовского района, и отряд Томашевича,
на который вполне мог претендовать Лопатин, даже по территориальному принципу –
отряд стоял на западном берегу Березины. Учитывая, что отряд Старика насчитывал
всего 18 человек, для начала строительства бригады и, вероятно, с согласия
Томашевича и Лопатина этот отряд был передан в его подчинение. Помимо этого,
Лопатин выделил в помощь Владимирову группу своих партизан под руководством
бежавшего из плена и примкнувшего к нему в мае 1942 года старшего лейтенанта Москвина
Геннадия Всеволодовича[88]. Приказом от 13 августа Старик поручил последнему
сформировать новый, третий по счету, отряд[89]. Имеются сведения также о том, что Роман Дьяков со
Степаном Манковичем выделили позднее в помощь формируемой Стариком бригаде 15
человек[90]. Последнее утверждение, правда, вызывает некоторое
сомнение, учитывая проявившиеся к тому времени весьма серьезные разногласия Василия
Пыжикова с этими людьми.
Впрочем, главный приз в руки Старику
упадет чуть позже – во второй половине августа, когда из южных районов Минской
области (Руденский, Пуховичский, Червенский районы) на Палик выйдут два отряда
– «Белорусь» под командованием Николая Покровского и «Большевик» Николая
Дербана. Это были крупные по тем временам отряды, они насчитывали в своем
составе по 120-140 человек, имели на вооружении по сотне винтовок и по десятку
ручных пулеметов. Отряд «Старика» хоть и вырос к этому времени численно до 44
человек, бледно выглядел на фоне этих формирований, к тому же имел проблемы с
вооружением, в нем насчитывалось лишь 20 винтовок и 2 ручных пулемета[91].
Отряды Покровского и Дербана сыграют
важную роль в дальнейшем развитии событий на Палике, поэтому в следующих двух
главах мы подробнее расскажем об истории их возникновения, а также о причинах,
побудивших их передислоцироваться к Палику.
[1] Партизанские формирования
Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944) – Минск,
1983, с. 457
[2] НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 1 - 3
[3] НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 169, Л.
256
[4] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268, Л. 82
[5] Борисовская центральная библиотека имени Колодеева. Электронный ресурс.
Режим доступа:
http://www.borlib.by/ru/107-kraevedenie/339-kalendar-pamyatnykh-i-znamenatelnykh-dat-borisovshchiny-2017-god?highlight=YToxOntpOjA7czoxNDoi0LvQvtC/0LDRgtC40L0iO30=
Дата доступа: 26.02.2018
[6] НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 169, Л.
256
[7] НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 765, Л. 1
[8] НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 768, Л. 1
[9] НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л.
38
[10] НАРБ, Ф.1450,
Оп. 4, Д. 219, Л. 42 – 43
[11] НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, д. 169, Л. 4 – 5
[12] Мінскае антыфашысцкае падполле –
Минск, 1995, стар. 13 – 14
[13] НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 2
[14] Надтачаев В.Н. Метаморфозы Минского антифашистского подполья // Беларуская
думка. – 2013, № 8, с. 90
[15] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 124
[16] Калинин П.З. Партизанская республика – Москва, 1964, с. 21.
[17] Мінскае антыфашысцкае падполле. /
Аўт. – уклад. Я.І.Бараноўскі, Г. Дз. Кнацько, М.М.Антановіч і інш. Рэдкаклегія:
Я.І. Бараноўскі і інш–Мн., 1995, с. 13 – 14.
[18] НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 5.
[19] Тимчук И.М. Вместе с соратниками // Партийное подполье в Белоруссии, 1941 - 1944: Страницы воспоминаний.
Минская область и Минск – Минск, 1984, с. 322
[20] НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 5
[21] НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 168, Л. 26 - 27
[22] НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 5 - 6
[23] НАРБ, Ф.
1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 7
[24] НАРБ, Ф. 1450,
Оп. 4, Д. 168, Л. 27
[25] Григорьев К.Д. Коммунисты, вперед // Сквозь огонь
и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска – Минск, 1970, с. 54.
[26] Тимчук И.М. Вместе с соратниками // Партийное подполье в Белоруссии, 1941 - 1944: Страницы воспоминаний.
Минская область и Минск - Минск, 1984, с. 323.
[27] НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33.
[28] НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 27.
[29] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33
[30] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33
[31] Памяць.
Гісторыка-дакументальныя хронікі гарадоў і раёнаў Беларусі. Мінск, Кніга 4-я. –
Мінск, 2005, стар. 169.
[32] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 2, Д. 1250, Л. 14.
[33] НАРБ, Ф.
1450, оп.4, д.169, Л. 34
[34] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33 – 34.
[35] Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста – Москва,
1974, с. 246 – 247.
[36] НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 168, Л. 56.
[37] Ваупшасов С. А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста – Москва,
1974, с. 277 - 286
[38] НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 168, Л. 56.
[39] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33 – 34.
[40] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 231.
[41] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 8.
[42] НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 34.
[43] НАРБ, Ф, 1450, Оп.2, Д.1250, Л. 15.
[44] Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской
области. 1941-1944. Минск, 1992, с. 122.
[45] Кнатько
Г.Д. Правящие круги Беларуси летом 1941 г. // Старонкі ваеннай гісторыі
Беларусі. Выпуск 1. – Мінск, 1992, с. 91.
[46] НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 3 – 4.
[47] О партийном подполье в Минске в годы Великой Отечественной войны (июнь
1941 – июль 1944 года) – Минск, 1961, с. 11.
[48] НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 67
[49] Надтачаев В.Н. Метаморфозы Минского антифашистского подполья //
Беларуская думка. № 10, 2013. С. 86.
[50] Григорьев К.Д. Коммунисты, вперед! // Сквозь
огонь и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска – Минск, 1970, с. 57.
[51] Григорьев К.Д. Коммунисты, вперед! // Сквозь
огонь и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска – Минск, 1970, с. 56.
[52] Надтачаев В. Н. Метаморфозы Минского антифашистского подполья //
Беларуская думка. № 10, 2013. С. 85
[53] НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 661, Л. 19 (оборот.)
[54] Барановский Е., Горбачева В., Данилова Г. и др. ВСПД:
ярлык измены // Вечерний Минск, 1 августа 2002 г.
[55] НАРБ, Ф. 1346, оп. 1,
Д 84, Л. 67
[56] О партийном подполье в Минске в годы Великой Отечественной войны (июнь
1941 – июль 1944 года) – Минск, 1961, с. 15.
[57] НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105, Л. 136.
[58] О партийном подполье в Минске в годы Великой Отечественной войны (июнь
1941 – июль 1944 года) – Минск, 1961, с. 15
[59] Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской
области. 1941-1944. Минск, 1992, с. 115.
[60] Памяць.
Гісторыка-дакументальныя хронікі гарадоў і раёнаў Беларусі. Мінск. Кніга
4-я. Мінск, 2005, стар.136.
[61] НАРБ, Ф.
1346, Оп. 1, Д. 105, Л. 129.
[62] Доморад
К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области.
1941-1944. Минск, 1992, с. 102 - 115.
[63] Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области.
1941-1944. Минск, 1992, с. 122.
[64] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 2, Д. 1250, Л. 15
[65] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 34
[66] НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д 1299, Л. 147 (оборот.)
[67] НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д 1299, Л. 151 (оборот.)
[68] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 4, Д. 219 Л. 1 – 3.
[69] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 60
[70] НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 41.
[71] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 658, Л. 28; Архив Хаси Пруслиной: Минское гетто, антифашистское подполье, репатриация детей
из Германии – Минск, 2010, с. 74.
[72] НАРБ, Ф.
1346, оп. 1, Д 84, Л. 53.
[73] НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 55
[74] НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 55 – 56.
[75] Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области.
1941-1944. Минск, 1992, с. 126.
[76] Год спустя, 29 сентября 1943 года, по решению ЦК КП(б)Б Минский горком
будет воссоздан под руководством нового секретаря Савелия Лещени, но будет
базироваться уже за пределами города – на базах спецгруппы Градова (Ваупшасова).
[77] НАРБ, Ф.
1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 34.
[78] НАРБ, Ф.
1405, Оп. 1, Д. 740, Л. 127.
[79] НАРБ, Ф.
1405, Оп. 1, Д. 781, Л. 4.
[80] НАРБ, Ф.
1405, Оп. 1, Д. 781, Л. 5.
[81] Партизанские
формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль
1944). – Минск, 1983, с. 473.
[82] НАРБ, Ф.
1450, Оп.4, Д. 168, Л. 308.
[83] Партизанские
формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль
1944) – Минск, 1983, с. 467.
[84] НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 168, Л. 308.
[85] НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 168, Л. 29.
[86] Партизанские
формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль
1944). – Минск, 1983, с. 468 – 469.
[87] НАРБ, Ф.
1450, Оп.4, Д. 168, Л. 57.
[88] НАРБ, Ф 4п,
Оп. 33а, Д. 301, Л. 92.
[89] НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 955, Л. 3.
[90] НАРБ, Ф 4п,
Оп. 33а, Д. 301, Л. 166.
[91] НАРБ, Ф.1450,
Оп. 4, Д. 219, Л. 9.
Комментариев нет:
Отправить комментарий