Глава 18, Глава 19

 

Глава 18. Борьба за сохранение бригады.

 

С роспуском дивизии конфликт Старика с партийным руководством Борисовской зоны и с партизанскими штабами в Москве не был исчерпан. Первоначальная причина этого противостояния вовсе не была устранена – Старик продолжал вести себя чересчур независимо, а попытки межрайкома его обуздать не имели успеха: «Тов. Пыжиков продолжал не подчиняться партийному центру, проявляя такую самостоятельность, которая шла вразрез общей линии партийного руководства», – говорилось в Справке на комбрига «Старика», подготовленной, судя по всему, не ранее марта 1943 года (документ не датирован)[1]. 

В определенном смысле «непартийное» поведение Старика было ответной реакцией на ставшее к этому времени совершенно очевидным намерение Центрального и Белорусского штабов партизанского движения (Пантелеймон Пономаренко и Петр Калинин) вслед за дивизией расформировать и партизанскую бригаду «Старика». Делалось это руками Павла Жуковича, что неизбежно вело к дальнейшему обострению его конфликта с Пыжиковым. В декабре и январе месяцах партийный центр предпринял целый ряд попыток по формальным предлогам вывести из состава бригады «Старик» несколько отрядов и тем самым лишить Старика его относительного могущества.

Созданная лично Стариком, с его выдвиженцами во главе (даже в отряде «За Родину» (бывший «Старик») Пыжиков заменил ненадежного Кузьму Потапенко в меру амбициозным Харлановым[2]), бригада оставалась, пожалуй, последним верным ему подразделением, что, собственно, и было подтверждено в ходе противостояния с партийным руководством в период расформирования дивизии. В той ситуации единственной реальной опорой Пыжикову, Бывалому и Чумакову была позиция командования бригады и большинства входящих в ее состав отрядов. Как в Московских штабах, так и в партийном центре Борисовской зоны ясно видели такой расклад. К этому времени несговорчивость Старика (его нежелание подчиняться органам партийного руководства Борисовской зоны) проявилась настолько явственно, что у Пономаренко вполне могли принять решение расформировать его бригаду – чтобы выбить опору из-под ног Пыжикова.

Старик пытался противостоять давлению партийных руководителей. Сначала он апеллирует к логике и здравому смыслу. 21 декабря 1942 года он пишет Жуковичу: «Считаю, что если отряды «За Отечество», «Белорусь» и «Смерть фашизму» будут выделены из бригады «Старик», то, во-первых, бригада перестанет существовать, во-вторых, для борьбы с врагом в чрезвычайно важном Борисовском районе партизанских сил останется недостаточно»[3].

Увы, его аргументации уже недоставало для того, чтобы остановить запущенную машину.

Прежде всего, угроза нависла над отрядом «Смерть фашизму». Еще до роспуска дивизии, 11 декабря 1942 года Пономаренко отправил руководителю Минского межрайкома Ивану Сацункевичу радиограмму следующего содержания: «Отряд Сивакова [«Смерть фашизму»] возьмите под свой контроль, оздоровите руководство, поставьте свои задачи отряду. Не допускайте влияния Старика»[4].

Пыжиков не мог согласиться с таким решением. Включение этого отряда в состав бригады было оформлено решением межрайонного партийного центра Борисовской зоны и подтверждено приказом полковника Абрамова еще 11 ноября 1942 года, он укрепил отряд командными кадрами за счет бригады и, ко всему прочему, территориально Смолевичский район, где базировался отряд, входил в Борисовскую зону, тогда как решение Пономаренко переподчиняло его партийному руководству Минской партизанской зоны[5].

Последний нюанс, вероятно, учел и Павел Жукович. 26 декабря межрайком своим постановлением вывел отряд «Смерть фашизму» из состава бригады «Старика», но все же не передал его в подчинение Сацункевичу, а оставил «…самостоятельно действующим в Смолевичском районе». Занятую строительством лагеря на Палике роту Кислякова Жукович в скором времни также отправил обратно в Смолевичский район, к месту расположения отряда[6] – подальше от Старика, надо полагать.

Естественно, Василий Пыжиков не мог подчиниться и такому компромиссному решению, так как изъятие отряда «Смерть фашизму» из состава его бригады неминуемо вело к ее развалу – не зависимо от того будет ли он передан в Минскую зону или останется самостоятельным в зоне Борисовской.

На этой стадии конфликта исход спора решила позиция нового руководства отряда (его ставленников Василия Тарунова и Ивана Дедюли) – оно, вероятно, остерегалось уходить в подчинение к Сацункевичу, осознавая, что означало в складывавшейся обстановке предложенное Пантелеймоном Пономаренко «оздоровление руководства» их отряда – и поддержало Старика.

***

Давление на бригаду нарастало по мере того, как Старик сдавал позиции в деле сохранения дивизии. За день до ее роспуска, 18 декабря 1942 года Жукович подписал приказ по межрайонному партийному центру о выводе из состава бригады отряда «За Отечество»[7]. И хотя этот приказ, по сути, лишь подтверждал сложившуюся к тому времени ситуацию (Томашевич, как мы уже знаем, в результате конфликта со штабом бригады «Старика» вышел из подчинения майора Рябышева и увел отряд на правобережье Березины), тем не менее, Старик считает решение межрайкома не оправданным и не справедливым: отряд вошел в состав бригады добровольно при ее формировании, вырос в ее составе и вооружился на подконтрольной Старику территории[8].

Одновременно на отряд «За Отечество» начинает претендовать Петр Лопатин. Как это было показано выше, после отделения от Николая Балана летом 1942 года отряд Томашевича находился в оперативном подчинении у Дяди Коли и, как полагал Лопатин, был выделен в помощь Пыжикову лишь временно. Старик счел притязания Дяди Коли на отряд «За Отечество» не обоснованными и опять воспротивился решению поддержавшего Лопатина межрайкома. Правда, зная о подоплеке конфликта Томашевича с командованием бригады «Старика» (срыв Зембинской операции) и учитывая, насколько далеко этот конфликт зашел, можно только догадываться, на каких условиях могло бы состояться примирение. В конечном итоге отряд Томашевича некоторое время оставался самостоятельным, однако, базируясь на правобережье Березины, был обречен на «поглощение» Лопатиным. 6 декабря совместно с его отрядами Томашевич участвовал в состоявшемся, в конце концов, нападении «Дяди Коли» на Зембинский гарнизон, а несколько дней спустя, в том же декабре 1942 года, отряд «За Отечество» перешел в подчинение бригады Лопатина[9]. 

23 февраля 1943 года в штаб «Дяди Коли» поступит сообщение о гибели Анатолия Томашевича. В этот день было замечено продвижение противника из Зембинского гарнизона на Скупино. Стоявшие неподалеку отряды Якова Жуковского и Анатолия Томашевича заняли Скупинскую школу и попытались удержать деревню, но в скором времени вынуждены были отойти, так как у бойцов иссякли боеприпасы. В этом бою Анатолий Томашевич был убит[10] – это была единственная потеря среди защищавших Скупино партизан[11]. После гибели командира отряд «За Отечество» просуществует лишь некоторое время, и будет расформирован в июне 1943 года[12].

Следующим в очереди на вывод из подчинения Старика стоял отряд «Белорусь». По поводу сохранения этого отряда в составе бригады спор у Пыжикова разгорелся уже не только с Жуковичем, но и с партизанскими штабами в Москве, а также с руководством Минской партизанской зоны (Руденский, Червенский, Дзержинский и Минский сельский районы). Межрайонный партийный комитет этой зоны (во главе с Иваном Сацункевичем, а с 15 марта 1943 г. – И. П. Паромчиком) потребовал «возвращения» отряда «Белорусь», то есть его передислокации в Руденский район – на том основании, что там он был создан и, следовательно, должен действовать в Минской зоне и подчиняться Минскому межрайкому[13]. Это требование поддержал и начальник БШПД Петр Калинин. Еще в октябре 1942 года он пытался вывести отряд из подчинения Старика. С этой целью 3 октября, в день разгрома Жортайского гарнизона противника, Петр Калинин подписал приказ БШПД № 3 «О создании партизанской бригады «Белорусь» в Минской области». В соответствии с этим приказом, на базе отряда «Белорусь» создавалась одноименная бригада во главе с его прежним руководством – командир Покровский, комиссар – Бывалый, начальник штаба – Рябышев. Бригада создавалась путем подчинения ей ряда действовавших на Палике отрядов и диверсионных групп, в том числе и отрядов 1-й Минской бригады[14], которая, совершая марш в Минскую зону, находилась в это время на отдыхе в Холопеничском районе (см. выше о нападении на д. Селец).

По замыслу Калинина, создание бригады гарантированно выводило отряд Покровского из подчинения набиравшего авторитет Старика. Этому намерению, однако, не суждено было осуществиться. Создание бригады на таких экзотических условиях противоречило интересам всех основных участников событий: командир 1-й Минской Николай Балан терял свою независимость, а Старик – достаточно боеспособный отряд. Сам Николай Покровский все это время (до марта 1943 года) находился в Москве и не мог участвовать в процессе создания бригады. Бывалый и Рябышев, намеченные на должности комиссара и начальника штаба бригады, вероятно, не имели особого желания уходить от Старика с понижением в должностях – на тот момент они занимали высокие должности в партизанской дивизии имени Чапаева). Замещавший Покровского в отряде «Белорусь» Кремко ничего не выигрывал от формирования бригады – в лучшем случае он оставался на своем месте.

В конечном итоге 1-я Минская бригада сохранила свою самостоятельность и в середине октября Николай Балан вывел ее в Червенский район, а отряд «Белорусь» остался в подчинении у Старика.

В ноябре месяце, однако, Петр Калинин отдал новое распоряжение о переформировании отряда «Белорусь» в бригаду с последующей ее передислокацией в Руденский и Пуховичский районы[15]. Более того, БШПД включает эту пока еще мифическую бригаду в план боевой деятельности партизан Минской области на зимний период 1942 – 1943 гг. и ставит перед ней боевые задачи в Руденском районе[16].

Между тем, достоверно известно, что отряд «Белорусь» всю зиму 1942 – 1943 годов оставался на Палике. При этом, справочник «Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны» указывает, что отряд Покровского вышел из подчинения Старика и с декабря 1942 года действовал самостоятельно[17]. Из отчета Павла Жуковича о развитии партизанского движения в Борисовской зоне, однако, явствует, что вплоть до весны 1943 года межрайком учитывал отряд «Белорусь» в качестве подразделения «Старика»[18]. Бывший начальник военного отдела межрайкома Борисовской зоны подполковник Коваленко в собеседовании во втором отделе БШПД также утверждал, что до марта 1943 г. отряд «Белорусь» входил в состав бригады «Старика»[19].

В ином случае аргументы, приведенные Стариком в поддержку своей позиции относительно «задержания» у себя этого отряда, вполне могли бы сработать. Он полагает, что начальник Белорусского штаба партизанского движения бригадный комиссар Петр Калинин, поддержавший требование Минского партийного комитета, был введен в заблуждение людьми Сацункевича, поскольку отряд «Белорусь» только начал свое формирование осенью 1941 года в Руденских лесах, а весной, после отделения от 208 – го отряда Ничипоровича, покинул те территории. Ко времени разгоревшегося скандала в отряде почти не осталось людей из Руденского района: значительная их часть погибла, некоторые были отправлены в советский тыл, а часть перешла в другие отряды. Старик утверждает, что на 60-70 процентов отряд уже состоял из людей «экстерриториальных» (так он называет бывших окруженцев и военнопленных), а на 30 – 40 процентов – из населения деревень Борисовской зоны. Анализ списка личного состава отряда «Белорусь» вполне это подтверждает: уже на момент выхода на Палик в августе 1942 года подавляющее большинство его бойцов и командиров составляли уроженцы различных областей РСФСР (88 человек из 133), а Минскую партизанскую зону представляли всего лишь 12 человек из Руденского, Червенского, Узденского, Березинского и Пуховичского районов БССР[20].  

Отряд давно оставил свои базы в Руденском районе и, по мнению Старика, утратил в этой местности свою агентурную сеть. В Борисовской же зоне он имел хорошую агентуру, связь с населением, скрытые резервы, оборудованную базу и запасы продовольствия, что крайне важно в зимнее время. Исходя из сказанного, Пыжиков считал переброску отряда «Белорусь» на юг несвоевременной, нецелесообразной и не вызванной никакими серьезными обстоятельствами. Эти мысли он изложил в довольно резком послании в Борисовский межрайком[21].

Павел Жукович, как и следовало ожидать, не поддержал своего комбрига. Заинтересованные в «насаждении» партизанского движения на подконтрольной им территории, партийные комитеты, как правило, выступали против передачи «своих» отрядов в подчинение соседей. В нашем случае Павел Жукович не проявил особой заинтересованности в сохранении отряда в зоне – ни в качестве подразделения бригады «Старика», ни даже в качестве самостоятельно действующего отряда – все те несколько месяцев, в течение которых Пыжиков отстаивал отряд, партийный центр Борисовской зоны высказывался в поддержку требований Сацункевича и Московских штабов, правда, достаточной активности при этом он не проявлял. 

Как это было показано выше, в тот раз Старику удалось удержать отряд «Белорусь» в своем подчинении. Старик и Бывалый отказались выводить отряд и вплоть до 3 марта удерживали его в своем подчинении[22]. Этому способствовала, вероятно, позиция командования отряда. Павел Жукович сетовал в этой связи, что замещавший Покровского командир отряда Кремко еще в ноябре 1942 года категорически отказался выполнять распоряжение партизанских штабов и выводить отряд в Руденский или Червенский район[23].

Впрочем, ни Минский межрайком, ни Калинин с Пономаренко, не намеревались уступать Старику. Ближе к весне БШПД в очередной раз заявляет о формировании бригады на основе отряда «Белорусь». Согласно новому замыслу, в нее вливался находившийся в это время на отдыхе в окрестностях Палика отряд Сидякина (спецотряд «Мститель», прибыл в ноябре месяце из-за линии фронта, насчитывал 40 человек)[24], после чего новоиспеченная бригада передислоцировалась в Минскую зону. Туда же в скором времени должен был прилететь Покровский и принять над ней командование[25].

Старик и на этот раз пытался задержать отряд на Палике. Для ускорения процесса и во избежание противодействий от Старика, в Москве немного изменили первоначальный план и отправили Николая Покровского ближе к центру событий. 3 марта он прибыл на Палик и вступил в командование бригадой[26], месяц спустя, 3 апреля 1943 года, выдвинулся в Руденский район, куда, судя по книге приказов бригады, и прибыл не позднее 29 апреля[27]. 

Некоторые источники утверждают, что в бригаду Покровского на этом этапе вошел также и отряд Мормулева «Буревестник». Об этом, в частности, говорится в энциклопедии «Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне»[28] и в Кратком справочнике по истории партизанских бригад, отрядов и групп, действовавших в Миской области БССР[29].

В свою очередь, в «Истории возникновения и боевых действий партизанской бригады «Буревестник», написанной в августе 1944 года, о вхождении отряда в состав бригады «Белорусь» не упоминается. Указанный источник по этому поводу лишь сообщает, что 22 марта отряд получил приказ БШПД перейти в Узденский и Руденский районы, а 4 апреля (124 человека при двух пушках) вышел в рейд – совместно с партизанскими отрядами «Белорусь» и «Мститель», при этом ни о каком подчинении Мормулева Покровскому речи не идет[30].

Возникшая неразбериха, вероятно, объясняется тем, что попытка подчинить отряд «Буревестник» была предпринята Покровским без ведома партизанских штабов. Петр Калинин писал по этому поводу Пантелеймону Пономаренко, что Покровский, «…не организовав роста бригады «Белорусь» за счет вовлечения резерва из местного населения, стал на путь подчинения себе существующих отрядов, имеющих районы боевых действий». В качестве примера начальник БШПД приводил включение в состав бригады отряда Мормулева (и некоторых других). Такой метод, естественно, не был одобрен Москвой и в позднейшем ходатайстве о вхождении отряда «Буревестник» в состав бригады Покровскому будет отказано[31]. 

В июне месяце отряды Мормулева и Сидякина получили самостоятельность. В декабре 1943 года на базе «Буревестника» будет создана одноименная бригада под командованием Михаила Мормулева, а отряд «Мститель» останется отдельно действующим вплоть до соединения с частями Красной армии[32] в июле 1944 года. Бригада «Белорусь» будет расти за счет формирования новых подразделений из числа инициативных групп, выделяемых для этой цели из ее «материнского» отряда.

Следует отметить, что и у Покровского отношение к притязаниям местных партийных работников на руководство партизанским движением имело свою специфику. По прибытии в Минскую зону, «…не установив контакта в работе с Паромчиком и Балабуткиным (Сацункевич в марте 1943 года был отозван в Москву[33]), он попытался взять на себя руководство Минским межрайонным партийным центром и отчасти взял на себя функции Минского подпольного обкома…»[34], – сообщает в этой связи Петр Калинин в ЦШПД Пономаренко. Покровского, конечно, одернули, предложили ему приступить к исполнению прямых обязанностей секретаря Руденского РК КП(б)Б, и не вмешиваться в дела вышестоящих органов.

Глава 19. Точка невозврата 

 

Василий Пыжиков считал, что воевать в тылу врага должны профессионалы, а роль партийных организаций он сводил к помощи военным в плане пропаганды и агитации среди населения, создания партийных организаций в отрядах и населенных пунктах партизанской зоны и т.п. Когда же «…руководители партийного подполья попытались исправить линию работы тов. Пыжикова, … тот посчитал их директивы, тем более их советы» вмешательством в дела бригады и наложил ограничение на допуск в отряды работников партийных комитетов, – писал начальник БШПД Калинин Пантелеймону Пономаренко[35]. 9 января 1943 года Старик приказом № 78 запретил своим подчиненным выполнять распоряжения партийных и комсомольских организаций, отданные ими без ведома командования бригады[36]. Его тотчас же обвинили в антипартийной позиции, выражавшейся в противопоставлении себя ЦК КП(б)Б и партизанским штабам[37] – своим демаршем Василий Пыжиков фактически выводил бригаду из подчинения межрайкома. «Партийный центр … не сработался со Стариком (Старик их буквально блокирует, создает всякие антипартийные группировки, окончательно подорвал авторитет), оказался бессильным проводить … мероприятия. Все отряды, находящиеся в незаконном подчинении Старика, партийному центру не подчиняются и творят всякие ненужные дела[38]», – такими словами охарактеризовал сложившуюся к началу 1943 года на Палике ситуацию еще один посланец Большой земли инструктор Минского обкома Андрей Белисов.

Дело зашло настолько далеко, что Пыжиков перешел в наступление на партийный центр Борисовской зоны, «…через своих приверженцев ездит в отряды и пропагандирует, что партийный центр, а также райкомы не имеют права вмешиваться в партизанское движение»[39]. 29 декабря Старик изменил пароли для доступа в лагерь бригады, в результате чего посыльные утратили возможность доставить в отряды распоряжения партийного центра[40]. Как утверждал в своей докладной записке Трофим Радюк, в этот период «Пыжиковым была сфабрикована легенда, что межрайпартком уже распущен и [его членов] скоро арестуют»[41].

Требовалось окончательно обуздать строптивого комбрига. Самостоятельно справиться со Стариком, однако, руководство межрайкома оказалось не в состоянии. Между тем, эти временные органы партийной власти для того и учреждались, чтобы покончить с партизанской вольницей в тылу врага. Проблема была в том, что у Павла Жуковича не доставало воли для окончательной победы над Василием Семеновичем Пыжиковым. По мнению комбрига «Железняка» Ивана Титкова, Жукович был человеком мягким, что зачастую становилось серьезным недостатком – он не любил острых ситуаций и под напором более настойчивых людей мог уступить[42]. Старик неоднократно использовал эту слабость Жуковича, «продавливая» угодные ему решения.

Партийное руководство видело этот недостаток и ставило в вину руководителю партцентра его мягкость и нерешительность в противостоянии с Василием Пыжиковым. Трофим Радюк еще в конце ноября 1942 года писал об этом в Минский обком Климову: «…очутившись в исключительно тяжелой обстановке, [Жукович] … растерялся и не проявил мужества, чтобы смело и самостоятельно решить вопросы, которые служили тормозом в его работе…[43]».

 В этих условиях Павел Жукович в очередной раз вынужден обращаться за поддержкой к Пономаренко. 29 января 1943 года он сообщает в ЦШПД, что дальше со Стариком работать нельзя, тот не подчиняется партийному центру, не воюет. Для пользы дела Жукович предложил отозвать Пыжикова за линию фронта[44].

Такую позицию поддержали и другие участники тех событий, в основном, из числа присланных из Москвы проверяющих. «Считаю, что нужно принять срочные меры к Старику, т. к. его поведение антипартийное, никаким партийным решением и указаниям не подчиняется. Нужно отозвать его комиссара Бывалого[45]», – сообщает в БШПД тот же Белисов.

В конце концов, Пономаренко поручил Калинину систематизировать имеющиеся материалы о Старике и доложить ему[46]. Работа закипела.

В январе и феврале 1943 года Павел Жуковича отобрал у подчиненных Старика несколько докладных записок, которые в конечном итоге сыграли едва ли не ключевую роль в дальнейшей судьбе Василия Пыжикова.

Начальник разведки бригады «Старик» младший лейтенант Константин Добринин 22 февраля 1943 года подал в партийный центр (Жуковичу) записку, в которой, между прочим, сообщал: «… при первой же встрече, когда встал вопрос о моем переходе в его отряд [в момент формирования отряда «Старик» в июне 1942 года], он отрекомендовался посланником ЦК ВКП(б) и, говоря о том, что перед отправкой за линию фронта был на приеме у тов. Сталина, что сам тов. Сталин поручил ему проконтролировать работу всех бригад, лежавших на его пути. Подчеркивая именно имя Сталина, игнорируя своего непосредственного начальника тов. Пономаренко, называя его не совсем подходящей кандидатурой на секретаря ЦК КП(б) … в одной из бесед он заявил, что … Пономаренко, может быть и честный большевик, но до секретаря еще не вырос и что это самое подтвердил и тов. Сталин, сделав намек на его кандидатуру, что руководить так партизанским движением как руководит Пономаренко чуть ли не преступно, а он идет в тыл для того, чтоб там на месте поднять восстание и им руководить, имея якобы полномочия от правительства на всю Минскую область …»[47].

Дальше – еще хуже. Помощник начальника штаба партизанской бригады «Старик» старший лейтенант Деркачев в конце августа и начале сентября 1942 года на хуторе Старина жил в одной землянке с комбригом Владимировым и его начальником штаба майором Рябышевым. Позднее, уже в январе 1943 года, он «…как кандидат партии [был] обязан поставить в известность вышестоящие партийные организации…» о разговорах, которые в его присутствии вели в командирской землянке Рябышев со Стариком. «…Почему Россия терпит поражение в этой войне?» – задавал вопрос Рябышев и Старик отвечал: “Наше правительство повело неправильную политику по отношению к крестьянству, которое всюду оставалось недовольным, что [ему] нужна частная собственность, за которую [оно] бы боролось. … страна совершенно не была подготовлена как в экономическом, так и военном отношении к обороне, … наши правители занимались только болтовней»[48].

Касаясь лично Сталина, Владимиров прямо говорил: «Сталин управлять государством не способен и для того чтобы развязать [развязать – в смысле закончить, победить] эту войну нужна голова Ленина. Сталин никаких военно-стратегических способностей не имел и не имеет»[49]. О подобных высказываниях Старика в адрес Сталина упоминал и Добринин: «В этот период, т.е. летом 1942 года, когда Красная Армия все еще отступала, невольно шли толки и все старались найти причину [этому] и вот в одной из … бесед, на которой присутствовал комиссар … Потапенко,  начальник штаба Расторгуев, Старик и я, все выразили уверенность, что Сталин еще найдет выход и что немцы почувствуют его способности, то Старик выразил сомнение в военных способностях Сталина, говоря, что Сталин не настолько сильный военный специалист как о нем говорят.

О чем и ставлю в известность партийный центр[50]».

Бывший комиссар в отряде Старика, а затем командир отряда «За Родину» Кузьма Потапенко в начале 1943 года тоже подал Жуковичу докладную записку. В ней он информировал межрайком о том, как в июне 1942 года в личной беседе с Владимировым тот «…высказал личное мнение, … что Красная армия потерпела поражение только из-за плохого руководства. Тов. Сталин взял на себя все … по наркомату обороны, СНК и партийную работу … и не может охватить всего. Тов. Сталин стал видным деятелем только после смерти т. Ленина, а до этого его никто нигде не слыхал, а также и я [Пыжиков] не слыхал, несмотря [на то], что работал совместно с тов. Лениным». И далее: «Говорил о «ежовщине», исключительно обвинял тов. Сталина в [его неспособности] своевременно разоблачить заговор … врагов народа [направленный на то, чтобы] уничтожать партийные кадры, а наоборот способствовал, не запрещал, а поощрял самых злых врагов, как Ежов и др. Рассказывал о [своем] аресте, это исключительно было подстроено лично Ежовым, который сам лично давал указания, как пытать …, он знал [его] по [его] деловым качествам»[51].

Вероятно, Старику стало известно об этом коллективном по своей сути доносе. «… в целях скрытия … антипартийных взглядов и действий, высказанных Дергачевым, Потапенко и Добрыниным», он решил избавиться от них, откомандировав под надуманными предлогами утративших доверие подчиненных за линию фронта. Согласно утверждению Радюка, физически здорового Потапенко Старик отослал на большую землю якобы для прохождения курса стационарного лечения. Добринину приказал вывести за линию фронта группу безоружных инвалидов и женщин[52]. 

Никто из попавших в опалу к Владимирову командиров не выполнил его распоряжения. И если Потапенко и Дергачев сумели избежать неприятностей, перейдя в другие партизанские соединения (первый – в только что сформированную бригаду «Белорусь» к вернувшемуся к тому времени на Палик Покровскому, с июля 1943 года даже будет занимать должность начальника штаба в отряде «Белорусь»[53], а второй и вовсе ушел в Вилейскую область в бригаду Маркова), то с Добрининым дело обернулось намного хуже.  

Составлению и подаче в межрайпартцентр его докладной записки предшествовали следующие обстоятельства. За два дня до этого, 20 февраля 1943 года Добринин пришел в партийный центр и рассказал Жуковичу о том, что Старик направляет его за линию фронта – за имевшие место (еще 2 февраля) несанкционированные контакты с партийным центром (напомним, такие контакты были запрещены Стариком его приказом № 78 от 9 января). В бригаде по этому поводу вели следствие, на протяжении трех дней держали Добринина под арестом, после чего Старик и решил от него избавиться, отослав потерявшего доверие командира разведки на Большую землю[54]. Жукович, вероятно, обещал Добринину поддержку межрайкома – скорее всего в обмен на компрометирующие Старика сведения, результатом чего и стало составление упомянутой выше записки.

В отличие от Деркачева и Потапенко, Добринин получил от Старика боевое приказание сопроводить за линию фронта раненых и женщин. Это задание не было выполнено, Добринин довел доверенных ему людей только до бригады «Железняк» Ивана Титкова. Здесь якобы было установлено, что проход за линию фронта закрыт и не представляется возможным. Титков предложил Добринину работать в своей бригаде и тот согласился[55].

Комбриг Владимиров, естественно, обвинил Добрина в невыполнении боевого приказа, а также в дезертирстве и отдал распоряжение о его аресте. Радюк в этом эпизоде усматривает злой умысел Старика, который, зная, «…что в феврале 1943 года проход линии фронта невооруженных людей был невозможен», отправил Добринина на верную гибель: «…выбор был ограничен – пойти с безоружной толпой за линию фронта равносильно стать бессмысленной жертвой. Отказаться от выполнения приказа Пыжикова – как трусов и нежелающих выполнять приказа, свои расстреляют»[56]. 

И в самом деле, в скором времени Добринин был арестован работниками особого отдела «Старика». Как сообщил Жуковичу секретарь Холопеничского РК Михаил Пасеков, произошло это при выполнении Добрининым какого-то задания от «Железняка» на подконтрольной Старику территории. 3 марта 1943 года в деревне Палик младший лейтенант Константин Добринин был арестован и расстрелян[57]. Как утверждает Радюк, произошло это «…по приказу самого Пыжикова с характеристикой, как дезертир[58]».

И, наконец, безвестный боец-партизан, тоже самовольно ушедший из бригады «Старика» к Титкову, в своей объяснительной записке сообщает, что Добринина расстреляли за попытку разложения отряда «За Родину» (он был арестован в этом отряде, куда приезжал, якобы, навестить земляка)[59]. Сделаем осторожное предположение, что посещение Добрининым своего бывшего отряда в сложившейся ситуации вполне могло быть вызвано (или расценено у Старика) попыткой увести отряд к Титкову.

Известие о расстреле Добринина дошло до мирного населения и явилось «… ярчайшей демонстрацией возмутительного поведения [Старика] против партийного руководства»[60], – сообщал Павел Жукович Пантелеймону Пономаренко. Слов сожаления о расстрелянном Добринине он в процитированном документе не высказал.

Докладные записки Добринина, Дергачева и Потапенко руководитель партийного центра отослал в ЦК КП(б)Б). О реакции Пономаренко на эти документы гадать не приходится. На самого Павла Жуковича содержание бесед Василия Пыжикова со своими подчиненными произвело очень сильное впечатление. Он пришел к выводу, что Старик создавал и удерживал от расформирования дивизию ровно для того, чтобы «не допустить партийного влияния с целью возможного использования ее в другом направлении»[61]. Что подразумевал под этими словами секретарь Борисовского межрайкома стало понятно чуть позднее.

Еще 24 февраля Жукович и Радюк просили разрешения самолетом вылететь в Москву для личного доклада Пономаренко о действиях Старика. «Дальше работать нет никакой возможности», – обосновывают они свою просьбу. Пономаренко не разрешил вылет, но приказал Калинину послать на Палик своего уполномоченного[62].

Белорусский штаб эту роль поручил майору С. В. Ключинскому, который 20 марта 1943 года в качестве представителя ЦК КП(б)Б и Белорусского штаба партизанского движения прибыл в Борисовскую зону и разместился в бригаде «Старика»[63]. 

Уже 25 марта радиограммой он выслал в ЦК свой первый отчет: «Ознакомившись с обработанными документами и беседуя с людьми, видно, что имеющиеся в ЦК и в штабе материалы о Старике, соответствуют действительности, но он и сейчас не может согласиться с тем, что дивизия не существует и говорит о концентрации сил, а не о распылении»[64]. 

По мере ознакомления с ситуацией сообщения Ключинского обрастают деталями. Издаваемая в бригаде газета «Мститель» выходит как орган всех белорусских партизан, листовки и обращения, печатаемые в бригаде, выходят также от имени всех белорусских партизан. На основании таких ничтожных в целом доводов майор Ключинский приписывает Пыжикову стремление к бонапартизму, иными словами – говорит о желании Старика возглавить партизанское движение в БССР. «Стать единым руководителем партизанского движения в Белоруссии было Альфой и Омегой Пыжикова и это не случайно возникшая мысль, это заранее продуманное дело», – напишет он 27 апреля в составленной для Пономаренко и Калинина Справке «О действиях командира партизанской бригады «Старик» (Пыжикове В. С.)»[65].

Впрочем, Старик своим поведением (а еще больше – неосторожными высказываниями) дал целый ряд поводов для подобного рода утверждений.

 

---

[1] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 164.

[2] НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.901, Л. 38.

[3] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 142.

[4] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 12.

[5] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 142.

[6] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268, Л. 28.

[7] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 140.

[8] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 140.

[9] Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. (Июнь 1941 – июль 1944). – Минск, 1983, с. 461.

[10] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 23.

[11] НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 768, Л. 7.

[12] Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. (Июнь 1941 – июль 1944). – Минск, 1983, с. 458 - 463.

[13] НАРБ, Ф. 4п, Оп.33а, д.301, Л. 140.

[14] Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь – декабрь 1942 года. Документы и материалы. – Минск, 2017, с. 26.

[15] Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь – декабрь 1942 года. Документы и материалы – Минск, 2017, с. 258.

[16] Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь – декабрь 1942 года. Документы и материалы – Минск, 2017, с. 260.

[17] Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль 1944) – Мн., 1983, с. 436 – 437.

[18] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270. Л. 52.

[19] НАРБ, Ф. 4п, оп.33а, д.301, Л. 124.

[20] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 642, Л. 5-17.

[21] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 140 – 141.

[22] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 117.

[23] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 6 (оборот).

[24] Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь – декабрь 1942 года. Документы и материалы. – Минск, 2017, с. 315.

[25] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 12.

[26] НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.600, Л. 1, Л. 2.

[27] НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.600, Л. 3, Л. 6.

[28] Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне, 1941-1945: Энцыклапедыя. – Мінск, 1990, с. 421, 422.

[29] НАРБ, Ф.1450, Оп. 12, Д. 33, Л. 29.

[30] НАРБ, Ф.1450, оп.4, Д. 223, Л. 16.

[31] НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 187, Л. 42.

[32] Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне. 1941 – 1945. Энцыклапедыя. – Мінск, 1990, стар. 471

[33] Высшее партизанское командование Белоруссии. 1941 – 1944. – Минск, 2009, с. 174.

[34] НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 187, Л. 42. 

[35] НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л. 22. 

[36] НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.901, Л.  62.

[37] НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л. 23. 

[38] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 172.

[39] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 163.

[40] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 8.

[41] НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 185, Л. 5.

[42] Титков И.Ф. Бригада «Железняк». – Минск, 1982. С. 83, 84.

[43] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 43.

[44] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 4.

[45] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 172.

[46] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 4.

[47] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 19.

[48] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 12 (оборотная сторона.)

[49] Там же.

[50] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 19 – 20.

[51] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 13 (оборотная сторона.)

[52] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 185, Л. 5.

[53] Партизанские Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. (Июнь 1941 – июль 1944). – Минск, 1983, с. 437.

[54]НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 22.

[55] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 86.

[56] НАРБ, Ф. 4П, оп. 33а, Д. 185, Л. 5.

[57] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 24.

[58] НАРБ, Ф. 4П, оп. 33а, Д. 185, Л. 5.

[59] НАРБ, Ф. 4П, оп. 33а, Д. 185, Л. 275 (оборотная сторона).

[60] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 86.

[61] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 132.

[62] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 4.

[63] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 25.

[64] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 5.

[65] НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 170 – 171.